Сто семнадцатая ночь

Когда же настала сто семнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил Тадж-ь-ку: "И я сказал дочери моего дяди: "Укажи мне, что сделать, и пожалей меня -ожалеет тебя Аллах!" А она любила меня великой любовью, и ответила: "На голове и на глазах! Но только, о сын моего дяди, я много раз говорила тебе: если бы я могла входить и выходить, я бы, наверное, свела тебя с нею в ближайшее время и накрыла бы вас своим подолом, и я поступаю с то-бою так лишь для того, чтобы ты был доволен. Если захочет Аллах великий, я не пожалею крайних усилий, чтобы свести вас; послушай же моих слов и повинуйся моему приказу. Иди в то самое место и сиди там, а когда будет время вечера, сядь там же, где ты сидел, и остерегайся что-нибудь съесть, так как пища навлекает сон. Берегись же заснуть; она придет к тебе только после того, как минует четверть ночи, да избавит Аллах тебя от ее зла!" Услышав эти слова, я обрадовался и стал молиться Аллаху, чтобы прошла ночь, а когда ночь прошла, я хотел уходить, и дочь моего дяди сказала мне: "Если встретишься с нею, скажи ей тот прежний стих, когда будешь уходить". И я ответил: "На голове и на глазах!" -вышел и пошел в сад, и увидел, что помещение убрано так, как я видел в первый раз, и там было все, что нужно из кушаний, закусок и напитков, цветов и прочего. Я под-нялся в это помещение и почувствовал запах кушаний, и моей душе захоте-ось их, и я удерживал ее несколько раз, но не мог удержать. И я встал и, подойдя к скатерти, сиял покрывало и увидел блюдо кур, вокруг которо-го были четыре тарелки кушаний четырех сортов. И я съел по кусочку от каждого

назад

кушанья, и съел немного халвы и кусок мяса, и выпил шафранной подливки, которая мне понравилась, и я пил ее много, черпая ложкой, пока не насытился и не наполнил себе живот. А после этого мои веки опусти-сь, и, взяв подушку, я положил ее под голову, думая: "Может быть, я прилягу на нее и не засну". Но глаза мои сомкнулись, и я заснул и не проснулся раньше, чем взошло солнце; и я нашел у себя на животе иг-ьную кость, палочку для игры в таб, финиковую косточку и семечко сладкого рожка. И в помещении не было никакой подстилки или чего-бо другого, и казалось, что там ничего не было. И я встал, стряхнул с себя все это, и вышел рассерженный, и шел, пока не дошел до дому. И я увидел, что дочь моего дяди испускает глубокие вздохи и говорит такие стихи: "Худ я телом, и ранено мое сердце, И струятся вдоль щек моих слез потоки, И любимый упорен так в обвиненьях, Но прекрасный что сделает-то прекрасно. О сын дяди! Наполнил ты страстью сердце, -ои очи от горьких слез заболели". И я начал бранить дочь моего дяди и ругать ее, и она заплакала, а по-том вытерла слезы и, подойдя ко мне, поцеловала меня и стала прижимать меня к груди, а я отстранялся от нее и укорял себя. "О сын моего дяди, -сказала она мне, -ты, кажется, заснул сегодня ночью". И я отвечал ей: "Да, а проснувшись, я нашел игральную кость, па-очку для игры в таб, финиковую косточку и семечко сладкого рожка, и я не Знаю, почему она так сделала". И я заплакал и, обратившись к Азизе, сказал: "Растолкуй мне, на что она указывает этими знаками, и скажи, что мне делать. Помоги мне в том, что со мной случилось!" -"На голове и на