. Сто тридцать восьмая ночь

Когда же настала сто тридцать восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Нузхат-аз-Заман рассказала царедворцу про жену ее брата, тот воскликнул: "Приюти же ее с почетом и преврати ее бедность в богатство!" Вот что было с Нузхат-аз-Заман, ее мужем и матерью Кан-Макана. Что же касается Кан-Макана и дочери его дяди, Кудыя-Факан, то они сделались старше и выросли и стали, как две плодоносные ветви или две блестящие луны, и достигли возраста пятнадцати лет. И Кудыя-Факан была одной из красивейших девушек, покрытых покрывалом: с прекрасным лицом, овальными щеками, худощавым станом, тяжелыми бедрами, высокая ростом, с устами слаще вина и слюною, как Сельсебиль [193]. И она была такова, как сказал о ней кто-то в таком двустишии: И мнится, слюна ее - вино наилучшее, А кисти лозы ее с уст сладостных сорваны. Согнется - склоняются ее виноградины. Прославлен ее творец. Нельзя описать се. И Аллах великий объединил в ней все прелести: ее стан Заставлял сты- диться ветви, и розы просили пощады у ее щек, а слюна издевалась над чистым вином; и красавица возбуждала радость в сердцах, как сказал о ней порт: Прекрасная свойствами, красой совершенная! Смущают глаза ее сурьму и сурьмящихся. И кажется, взор ее в душе ее любящих, Как меч, что в руке Али, всех верных правителя Что же касаемся Кан-Макана, то он был на редкость красив и превосхо- ден по своему совершенству, и не было ему подобного по красоте, и храб- рость блистала в его глазах, свидетельствуя за него, а не против него, и склонялись к нему суровые сердца. Его глаза были черны, а когда показа- лись его молодые усы и у него появился пушок, много было

назад

сказано о нем стихов, подобных вот этим: Я невинен стал, как покрылся он молодым пушком, И смутился мрак на щеках его, как прошел по ним. Газеленок он; когда смотрит глаз на красу его, Обнажает взор на смотрящего свой кинжал тотчас. А вот слова другого: Начертали души возлюбленных на щеках его Муравьев следы, и кровь алая стала ярче липь. Подивись им! Вот страдальцы то! На огне живут И одеты ведь лишь в зеленый шелк в этом пламени. И случилось, что в один праздничный день Кудыя-Факан вышла справить праздник к каким-то своим родственникам из вельмож. И невольницы окружа- ли ее, и окутала ее красота, а роза ее щеки завидовала ее родинке, и ро- машки улыбались с ее сверкающих уст. И Кан-Макан принялся ходить вокруг нее и устремлял на нее взоры (а она была подобна блестящей луне), и он укрепил свою душу и, заговорив языком стихов, произнес: "Когда ж исцелится дух разлукой убитого И будут уста любви смеяться разлуке вслед О, если б мог я знать, просплю ли хоть ночь одну С любимою вместе я, что делит любовь мою" И Кадыя-Факан, услыхав эти стихи, стала его укорять и упрекать и при- няла гордый вид и, разгневавшись на КапМакана, сказала ему: "Ты упомина- ешь обо мне в этих стихах, чтобы осрамить меня среди твоих родных! Кля- нусь Аллахом, если ты не воздержишься от таких речей, я, право, пожалу- юсь на тебя старшему царедворцу, султану Хорасана и Багдада, справедли- вому и праводушному, чтобы он подверг тебя позору и унижению". И Кан-Макан промолчал, рассердившись, и вернулся в Багдад разгневан- ный, а Кудыя-Факан пришла в свой дворец и пожаловалась