Восьмая ночь

Когда же настала восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счаст- ливый царь, что заколдованный юноша говорил царю: "Когда я ударил раба, чтобы отрубить ему голову, я не разрубил яремных вен, а рассек горло, кожу и мясо, но я думал, что убил его. Он испустил громкое хрипение, и моя жена зашевелилась, а я повернул назад, поставил меч на место, пошел в город и, войдя во дворец, пролежал в постели до утра. И дочь моего дя- ди пришла и разбудила меня; и вдруг я вижу - она обрезала волосы и наде- ла одежды печали. И она сказала: "О сын моего дяди, не препятствуй мне в том, что я делаю. До меня дошло, что моя матушка скончалась и отец мой убит в священной войне, а из двух моих братьев один умер ужаленным, а другой свалился в пропасть, так что я имею право плакать и печалиться". И, услышав ее слова, я смолчал и потом ответил: "Делай, что тебе вздума- ется, я не стану тебе прекословить". И она провела, печалясь и причитая, целый год, от начала до конца, а через год сказала мне: "Я хочу постро- ить в твоем дворце гробницу вроде купола и уединиться там с моими печа- лями. И я назову ее "Дом печалей". - "Делай, как тебе вздумается", - от- вечал я. И она устроила себе комнату для печали и выстроила посреди нее гробницу с куполом, вроде склепа, а потом она перенесла туда раба и по- селила его там, а он не приносил ей никакой пользы и только пил вино. И с того дня, как я его ранил, он не говорил, но был жив, так как срок его жизни еще не кончился. И она стала каждый день ходить к нему утром и ве- чером, и спускалась под купол и плакала и причитала над ним, и поила его вином и отварами по утрам и по вечерам, и поступала так до следующего года, а я был терпелив с нею и не обращал на нее внимания. Но в какой-то день я

назад

внезапно вошел к ней и увидел, что она плачет, говоря: "Почему ты скрываешься от моего взора, о услада моего сердца? Поговори со мной, ду- ша моя, о любимый, скажи мне что-нибудь! - И она произнесла такие стихи: Утрачу терпенье я в любви, коль забудете; И ум и душа моя не знают любви к другим. Возьмите мой прах и дух, куда ни поедете, И все остановитесь, предайте земле меня. И имя мое затем скажите, - ответит вам Стон долгий костей моих, услышавши голос ваш. - И потом продолжала, плача: День счастья - тот день, когда достигну я близости, А день моей гибели - когда вы уходите. А если угрозою я смерти напугана, То слаще спокойствия мне близость с любимыми. - И еще: И если бы жить могла в полнейшем я счастии И мир я держала б весь в руках и Хосроев [19] власть, - Все это б не стоило крыла комариного, Когда б не могли глаза мои на тебя взирать". Когда же она кончила говорить и плакать, я сказал ей: "О дочь моего дяди, довольно тебе печалиться! Что толку плакать? Это ведь бесполезно". - "Не препятствуй мне в том, что я делаю! Если ты будешь мне проти- виться, я убью себя", - сказала она; и я смолчал и оставил ее в таком положении. И она провела в печали, плаче и причитаниях еще год, а на третий год я однажды вошел к ней, разгневанный чем-то, что со мной прои- зошло (а это мучение уже так затянулось!), и нашел дочь моего дяди у мо- гилы под куполом, и она говорила: "О господин мой, почему ты мне не от- вечаешь? - А потом она произнесла: Могила, исчезла ли в тебе красота его? Ужели твой свет погас - сияющий лик его?